Перуджино. Мария Магдалина

Когда родился Пьетро Ваннуччи, но прозвищу Перуджино, — точно неизвестно. Всезнающий Вазари утверждает, что это произошло в 1445 году недалеко от Перуджи, в маленьком умбрийском местечке Читта делла Пьеве, хотя друг Перуджино, Джованни Санти — отец великого Рафаэля — считает, что Пьетро появился на свет немного позже, около 1450 года, и с ним сегодня соглашается большинство историков искусства.

Отец будущего художника, Кристофоро Ваннуччи был членом городского совета. Его жена, Лючия ди Нунцио Бетти, занималась воспитанием детей: в семье росли шесть дочерей и двое сыновей. Семья Ваннуччи жила очень бедно, и будущий художник с детства изведал самую жестокую нужду. 

Необходимо заметить, что факты биографии Перуджино, изложенные Вазари в его эпохальной работе „Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» (1550), мягко говоря, слегка грешат против истины. Современник многих великих мастеров, признанный авторитет в области истории искусства, специалист, чьи суждения долгое время считались объективными, оценки — справедливыми, а сведения — безусловно правдивыми, на этот раз изменил себе.

Вазари с упоением описывает страшную нужду, в которой прошло детство Перуджино, н делает вывод, что именно бедность сформировала его характер и наложила отпечаток на всю его дальнейшую жизнь:

„Пьетро был человеком весьма мало религиозным, и его никогда нельзя было уверить в бессмертии души. Словами, прекрасно выражавшими его гранитный дух, он упорно отвергал всякий путь добра; возлагал все надежды только на земные блага и за деньги сделал бы все что угодно».

Тяга к накопительству и, как следствие, скупость и прижимистость Перуджино, но мнению Вазари, переходили все границы разумного. В качестве доказательства историк искусства приводит, с его точки зрения, просто убийственный аргумент: когда Пьетро около 1470 года прибыл во Флоренцию „без гроша в кармане», он на протяжении многих месяцев, „не имея даже постели, спал в убогом сундуке», и даже потом, получая немаленькие гонорары, он так и не купил себе кровать, устраиваясь на ночь все в том же сундуке

Почему же Вазари — к слову, большой любитель роскоши и самозабвенный транжира — воссоздал такой, прямо скажем, нелицеприятный образ бедного, скупого и амбициозного художника Перуджино? Скорее всего, он не мог простить Пьетро его провинциального происхождения, совершенно искренне считая, что великий художник просто обязан быть флорентийцем!

В 1500 году Перуджино закончил самое известное и масштабное свое произведение, росписи Колледжо дель Камбио, о чем свидетельствует соответствующий документ, где говорится, в частности:

«Пьетро Перуджино, который всех превзошел в живописи, нарисовал это своей собственной рукой».

Эти росписи стали своего рода «лебединой песней» мастера. Слава его постепенно затухала. У флорентийцев появился новый кумир — Микеланджело (с которым Перуджино был в ссоре с того времени, как участвовал в комиссии, долженствовавшей решить, где установить его «Давида»). Римская курия была без памяти от начавшего входить в силу ученика Перуджино — Рафаэля. Теперь уже не Рафаэля называли «учеником Перуджино», а Перуджино — «учителем Рафаэля».

В 1508 году, когда Пьетро пригласили вместе с Рафаэлем украсить фресками стены папских покоев в Ватикане, главная работа досталась новому любимцу папы, а на долю Перуджино выпала самая скромная задача — расписать плафон в одном из помещений. Лишь в Перудже, на родине, мастера почитали по-прежнему, и, видимо, поэтому около 1506 года (именно с этого времени Перуджино не упоминается в списках флорентийской Гильдии святого Луки) он окончательно перебрался сюда, закрыв мастерскую во Флоренции.

Умер художник в феврале 1523 года в Фонтиньяно, где он писал по заказу монастыря маленький алтарный образ. Судя по всему, причиной его смерти стала чума, эпидемия которой разразилась тогда в окрестностях Перуджи.

По прошествии веков стало очевидно, что талант Пьетро Перуджино остался в тени искусства его известнейшего ученика — Рафаэля, которого еще при жизни прозвали „Божественным». Однако сегодня большинством исследователей не поддастся сомнению и тот факт, что портреты умбрийского мастера не только имели огромное влияние на становление Рафаэля-портретиста, но и мало в чем уступали его произведениям, исполненным в этом жанре. 

Особенно хочется обратить ваше внимание на полотоно «Мария Магдалина» и сказать о нём совсем немного… Здесь и не нужны лишние слова

Мария Магдалина. 1498. Галерея Уффици, Флоренция

Современники мастера считали это произведение „странным», беспокойным и даже мрачным. Образ Марии Магдалины воплощает в себе тот идеал амбивалентной красоты, которой Перуджино наделял практически всех женщин на своих картинах.

Женщина- мироносица… Это имя стало больше, чем имя женщины. Магдалина встала в один ряд с ветхозаветной Евой и новозаветной Богородицей, как ни кощунственно это звучит.

Это имя обросло уже не только интерпретациями,  рассказами  и житием, но и личностным  восприятием образа Марии Магдалины художниками, писателями и поэтами, который домысливается и переосмысливается через собственную жизнь и собственную историю, давая образу свой голос и свой тон.

Р.M. Рильке ПИЕТÁ («Скорбящей»)

Твои ль это стопы, Исус, твои ли?
И все же, о Исус, как я их знаю:
не я ль их обмывала, вся в слезах.
Как в терн забившаяся дичь лесная,
они в моих белели волосах.

Их до сих пор ни разу не любили.
Я в ночь любви их вижу в первый раз.
С тобой мы ложа так и не делили.
И вот сижу и не смыкаю глаз.

О, эти раны на руках Исуса!
Возлюбленный, то не мои укусы.
И сердце настежь всем отворено,
но мне в него войти не суждено.

Ты так устал, и твой усталый рот
не тянется к моим устам скорбящим.
Когда мы наш с тобою час обрящем?
Уже — ты слышишь? —
смертный час нам бьет.
1907г. (Перевод К. Богатырева)

М. Цветаева. Магдалина
3
О путях твоих пытать не буду,
Милая! — ведь всё сбылось.
Я был бос, а ты меня обула
Ливнями волос —
И — слез.

Не спрошу тебя, какой ценою
Эти куплены масла.
Я был наг, а ты меня волною
Тела — как стеною
Обнесла.

Наготу твою перстами трону
Тише вод и ниже трав…
Я был прям, а ты меня наклону
Нежности наставила, припав.

В волосах своих мне яму вырой,
Спеленай меня без льна.
— Мироносица! К чему мне миро?
Ты меня омыла
Как волна.
31 августа 1923

Б. Пастернак. Магдалина
2
У людей пред праздником уборка.
В стороне от этой толчеи
Обмываю миром из ведерка
Я стопы пречистые твои.

Шарю и не нахожу сандалий.
Ничего не вижу из-за слез.
На глаза мне пеленой упали
Пряди распустившихся волос.

Ноги я твои в подол уперла,
Их слезами облила, Исус,
Ниткой бус их обмотала с горла,
В волосы зарыла, как в бурнус.

Будущее вижу так подробно,
Словно ты его остановил.
Я сейчас предсказывать способна
Вещим ясновиденьем сивилл.

Завтра упадет завеса в храме,
Мы в кружок собьемся в стороне,
И земля качнется под ногами,
Может быть, из жалости ко мне.

Перестроятся ряды конвоя,
И начнется всадников разъезд.
Словно в бурю смерч, над головою
Будет к небу рваться этот крест

Брошусь нá землю у ног распятья,
Обомру и закушу уста.
Слишком многим руки для объятья
Ты раскинешь по концам креста.

Для кого на свете столько шири,
Столько муки и такая мощь?
Есть ли столько душ и жизней в мире?
Столько поселений, рек и рощ?

Но пройдут такие трое суток
И столкнут в такую пустоту,
Что за этот страшный промежуток
Я до воскресенья дорасту.
1949 г.

От: ИРА

(3 голос, оценка: 3,33 из 5)

Загрузка...

Читайте ещё по теме:

Мэри и Франкенштейн, или Парадокс вымышленной реальности

Фотохудожник из США создаёт портреты, изменяющие зрителя (фото)

Братья Нарбуты. На раздорожьи двух культур

Удачная кремация, или Как разбогател поэт Роберт Уильям Сервис

В Киеве покажут акварели цвета солнца

Художник из США рисует картины наощупь (фото)