«Черный монах» А. П. Чехова. Что повлияло на его создание?

Повесть Антона Чехова «Черный монах»  одновременно типична и нетипична для Чехова. Почему?

Для того, чтобы составить более полное представления о произведении «Черный монах» попробуем сделать его контекстуальный анализ, а также разобраться: повлияла ли на его замысел и литературную реализацию общественная активность того времени, философские теории и течения, технический прогресс и многое другое.

Творческая встреча «Авторска версия написания произведения «Черний монах» Антона Чехова» в музее А.П. Чехова в г. Сумы.

Известный сумской философ и интеллектуал Александр Кугук   и главный хранитель фондов Мемориального дома-музея А.П. Чехова в Сумах Анна Кожевникова  в этой связи поставили перед собой некоторые вопросы и предложили свои версии ответов на них.

В какой период творчества Чеховым была написана повесть?

Повесть «Черный монах» была написана в 1893 году, в мелиховский период жизни, когда писатель много работал и как врач и как общественный деятель. В то время он остро интересовался вопросами психиатрии, что и повлияло  на выбор темы. Для него было важным медицинское понимание вопроса. И о своем трезвом отношении к образу больного героя он замечал, что писал повесть «без всяких унылых мыслей, по холодном размышлении».

Какие философские теории повлияли на замысел повести?

Философские концепции, которые обсуждались в то время интеллигенцией, не могли не влиять на размышления писателя о смысле жизни, о творческом назначении человека, о его духовности, о служении обществу. Так в творческом сознании Чехова преломилось восприятие произведений немецкого писателя Макса Нордау, и, в частности, его книга «Вырождение» в которой утверждалось, что увлечение интеллигенцией психопатической литературой объясняется вырождением, ненормальными условиями жизни. В одной из глав книги «Гений и толпа» Нордау писал : «В глазах каждого одаренного благородной душой человек толпы есть «презренное существо». «Удел избранных людей – мыслить и желать».

Другой автор, заинтересовавший Чехова, был Ницше. Он пропагандировал теорию о сверхчеловеке как «радикальном эгоцентрике», провозглашая идею о воли к власти, как движущей силе мироздания, которая тоже делила людей на толпу и сверхлюдей, утверждая что воля избранных к власти «задаёт вектор исторического развития».

Как Чехов относился к подобного рода теориям?

Антон Павлович с его христианским мировоззрением критически относился к подобной философии, и, исследуя теорию о человеческой избранности и психологии толпы, понимал это явление как доктор и утверждал, что этот феномен, имеет медицинский характер. Т.е. в повести он описывает диагноз главного героя – философа Коврина – «манию величия»

Экскурс в содержание повести и ее структурный анализ

Философ Коврин, приехал в усадьбу к близкому человеку известному садоводу Егору Семеновичу Песоцкому – своему опекуну, чтобы подлечиться в деревне от нервного расстройства. Он погрузился в усадебную романтическую атмосферу и влюбился в дочь Песоцкого – Таню. В деревне он продолжал вести привычный «нервный» образ жизни – много читал и беседовал, мало спал, курил и пил вино. Его мысли занимала древняя легенда о мираже в виде черного монаха. И вскоре, гуляя в поле, он ясно увидел его, возникающего из вихря, как первое проявление галлюцинации.

Природа усадьбы и сад, как действующие персонажи повести.

Кроме главных персонажей: Коврина, Песоцкого и его дочери Тани в повести не меньшую роль играет природа, и в частности сад Песоцкого, с его естественной красотой, где было «весело и жизнерадостно даже в дурную погоду» и где таких «удивительных роз, лилий, камелий… Коврину не случалось видеть нигде в другом месте». А  другая часть сада, главной  функцией которого была коммерция являла собой нечто уродливое. Эстетический вид этого участка представлял из себя гордое вмешательство Песоцкого в Божий замысел природы – он уродовал деревья, подчиняя их внешний вид своей прихоти: «Каких только тут не было причуд, изысканных уродств и издевательств над природой! …груша имевшая фигуру пирамидального тополя, шаровидные дубы и липы, зонт из яблони…». 

Музыка, как определяющий фактор настроения Коврина

Другим звеном, определяющим настроение повести является музыка. Почти каждый день в гостиной играли на рояле, на скрипке, пели. Звучала серенада Брага, в которой «девушка, больная воображением слышала ночью в саду какие-то таинственные звуки, до такой степени прекрасные и странные, что должна была признать их гармонией священной, которая нам, смертным, непонятна…». Обстановка романтизма и загадочности усадьбы располагала к поэтическому настроению. Чехов пишет, что  у Коврина «было такое настроение, что хоть садись и балладу пиши».

Христианская концепция повести

Антон Павлович  — доктор и христианин понимал, что человек как триипостасное явление – телесное, душевное, духовное может подвергнуться душевной болезни, корни которой произрастают из духовной гордыни – соблазна – желания править миром, обозначив себя по Ницше «сверхчеловеком». Исследуя этот феномен, Чехов и рассказывает о судьбе Коврина, заболевшего манией величия с проявлением галлюцинации в образе лукавого «черного монаха», соблазняющего философа мыслью о его (Коврина) избранности, и перед читателем раскрывается трагическая картина человека, одержимого этой идеей. И она как сам призрак разрушительным вихрем вторгается в жизнь усадьбы, сада, семьи, каждого ее члена, зараженного идеей  своего величия также как Коврин, делая их жертвой собственной гордыни.

Какой мыслью лукавый дух соблазнял Коврина?

«Ты один из тех немногих, которые по справедливости называются избранниками божиими. Ты служишь вечной правде. Твои мысли, намерения, твоя удивительная наука и вся твоя жизнь носят на себе божественную, небесную печать, так как посвящаются они разумному и прекрасному, т.е. тому что вечно».

Отношение Чехова к идее избранности как итоговое размышление о повести «Черный монах»

Из письма Чехова А.С. Суворину 25 ноября 1888г. Антон Павлович писал: «Вы пишите, что писатели избранный народ божий. Не стану спорить. Щеглов называет меня Потемкиным в литературе, а потому не мне говорить о тернистом пути, разочарованиях и проч. Не знаю, страдал ли я когда-нибудь больше, чем страдают сапожники, математики, кондуктора; не знаю, кто вещает моими устами, Бог или кто-нибудь другой похуже. Я позволю себе констатировать только одну, испытанную на себе маленькую неприятность, которая, вероятно, по опыту знакома и Вам. Дело вот в чем. Вы и я любим обыкновенных людей; нас же любят за то, что видят в нас необыкновенных…. Никто не хочет любить в нас обыкновенных людей. Отсюда следует, что если завтра мы в глазах добрых знакомых покажемся обыкновенными смертными, то нас перестанут любить, а будут только сожалеть. А это скверно».