Виктор Бейко (Юзевич). Звезда пленительного счастья
Номинация «Вишневый сад»
Позади уютный кабинет, маленькая, когда она бывает большой?, но зарплата, а так же «почёт и уважение товарищей». Впереди работа за евро в час, как добавка к социальному пособию, с коллегами не блещущими ни образованием, ни здоровым образом жизни. И непонимание решения о переезде на «родину предков» в Германию. Работа наша заключалась, в основном, в освобождении квартир от вещей почивших одиноких хозяев. Родственники забирали то, что считали нужным, остальное, с нашей помощью, отправлялось либо в социальный магазин, либо на свалку. Коллеги уже «приняли на грудь», работали остервенело и рьяно, вещи, книги, альбомы летели во все стороны. Отдельные листочки сиротливо кружились на ветру. Один из них прилип к моим брюкам.
Наклонившись, чтобы отбросить его, я замер: листок был исписан мелким каллиграфическим почерком… на русском языке. Старинном, с дореволюционной буквой «ять». Машинально я взял его в руки и, продираясь сквозь дебри витиеватых выражений и «ятей», стал читать. Написанное настолько увлекло меня, что лишь дочитав до конца, я понял, что это личное письмо, и я поневоле стал свидетелем чьей- то тайны. Положив листок в упаковку бумаги, я пошёл в квартиру. С двери снимали табличку с фамилией бывшего жильца. Увидев её, я оторопел, побежал обратно, чтобы найти письмо, но от дома уже отъезжала мусорная машина…
Вечером я по памяти восстановил прочитанное. Листок был надорван, и начиналось то, что осталось от письма так: «… моя незабываемая звезда пленительного счастья! Помните ли Вы наше последнее свидание в Летнем саду? Вы вся светились счастием и радостью. Не забыли ли Вы, что сказали мне тогда? Вы торопились, и, нежно поцеловав меня, убежали по своим женским делам. У меня было время, и, окрылённый известием, что скоро стану отцом, я брёл, сам не зная куда. Случайно оказался у товарища, где собирались богатые игроки. За столом уже наступила развязка. Молодой человек, с горящими глазами, поставил на кон всё, что имел, но… фортуна отвернулась от него. В мгновение он достал револьвер, поднёс его к виску. Я успел отвести его руку, но и он успел нажать на курок. Пуля попала в сидевшего напротив полицмейстера. Меня послали на каторгу, а давний Ваш знакомый, англичанин, попросил Вашей руки.
Много позже, я тайно приезжал в Лондон, видел Вас с мужем и с нашей Машенькой (я знал о Вас всё). Я дал себе клятву: никогда, до самой моей кончины, не нарушать Вашего счастия напоминанием о себе и до сего момента держал её. Совсем недавно я узнал, что Вы уже вдова, а я очень скоро предстану пред Всевышным и решился напомнить Вам о себе, сказать Вам, что не я был убивцем Вашего дядюшки, полицмейстера. У молодого человека оказались богатые покровители и… Бог им судия! И только он знает, как бы мне хотелось в сей момент видеть Вас и нашу Машеньку! Знает ли она обо мне? Я…» Этот край листа тоже был оборван, сохранилось лишь «Вечно любящий Вас И. Савинов». На снимаемой с двери квартиры табличке было выгравировано «Marija Savinova».
Читать другие миниатюры, участвующие в конкурсе «Колибри»
комментарии