Нина Мамедова (Мария Данилова). В маршрутке
Он сидел в маршрутке в предпоследнем ряду у окна и плакал. Хотел сесть в последнем, в угол, но место, которое он любил, уже заняли. Он знал, что человек, сидящий сзади на его любимом месте, видит его коротко стриженную щетинистую полуседую голову, затрапезную сэконхэндовскую рубашку в выцветшую синюю с красным клетку и вельветовым в мелкий рубчик воротничком. Из прочего вонючего тряпья, наваленного в корзину «все по п’ятірочки”, этот воротничок из вельвета ему приглянулся.
Он сдерживал всхлипывания и рукой больно сдавливал ногу у колена, щипал ее, старался, чтобы никто не услышал его. Но обида прорывалась все равно. Он заметно часто шмыгал носом, потом на несколько секунд замирал, вытирал бегущие слезы то с одной стороны, то с другой, и опять тихо и часто тянул носом. Все же он надеялся, что делает это незаметно. Но слезы были неумолимы, они текли и текли. И он, маскируясь, уже поднимал руку так, как будто хотел просто потереть лоб, а потом опускал ее ниже, задерживал на глазах, промокал их. И чем больше он говорил себе «не плачь”, тем быстрее наполнялись глаза и слезы “выходили из берегов», как речка во время разлива. Это сравнение его рассмешило, он хмыкнул, вспомнив как в детстве, пытаясь отвлечь от боли, смешила мама, говоря:
— Вот давай мы этот камень ударим, пусть тоже поплачет, зачем это он нашего Ванюшку обидел, — и хворостинкой била по камню, о который он споткнулся, и упал, и больно ударился коленом о землю.
«Берега» опять размыло и они выпустили очередную порцию воды. “Ну вот, совсем рассопливелся”. Он шмыгнул носом еще и еще раз. Слезы катились по щекам. Все чаще и чаще приходилось поднимать руку и вытирать их или вообще держать ладонь на лбу, как будто он хотел подпереть его. А что? Может быть, у него болит голова или зачесались глаза, или он задумался.
Всё носилось в голове бесконечной круговертью: обида, и растерянность, обреченность, и бессилие, и это слежение за собой и всё — одновременно. На секунду его это опять рассмешило, но слезы, как будто кто дал им команду, все лились ручьями по щекам и, срываясь с подбородка, капали на край рубашки. Когда он поднимал руку к лицу, то видел на ней часть цветной татуировки. Это был дракон. Он любил драконов. Некоторые говорят, что люди произошли вовсе не от приматов, а от драконов. Это знание осталось у восточных народов. Таких драконов у него четыре. По одному на каждой руке, на груди и спине. Наверное, тот, кто сидит за ним на возвышении видит хвост его дракона, потому что Ден так размахнулся, что хвост плавно перешел на шею почти до волос.
Ден сказал, что четыре Дракона нужно для устойчивости личности и что они будут нести ее триумфально как императора на троне. Но что-то он давно уже не чувствовал себя императором, наоборот, сейчас он — раб. Раб всех и всего. Да, он раб, но ему не нравится быть рабом такого же человека, как и он. Почему он должен ему прислуживать, терпеть оскорбления, грубость? Как случилось, что вот он слушается этого хозяина, как собака, ведь он не собака, он личность, у него есть выбор, вернее должен быть. Он уже немолод и зачем эти унижения, ведь он сильный, широкоплечий, не какой-нибудь там штыбзик, маскирующийся как разведчик в толпе. Его нельзя не заметить. Он — есть, он — существует, он — часть Бога…
Но слез не становится меньше. И бедро уже просто болит от нажимов. Почему же так больно? И как прекратить эту боль? Как там по Zelandu? Не раскачивай маятник. Не питай его своей энергией. А как перестать это делать…
Читать другие миниатюры, участвующие в конкурсе «Колибри» 2015
(4 голос, оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...
Потрясло… Три раза прочла — впечатление не изменилось — настолько живая картина…озвученная короткометражка просто! Мужские слёзы не приносят облегчения — это всегда пытка, выдающая предел отчаяния. В коротком эпизоде об одной из главных проблем человечества — неумолимые жернова иерархической лестницы, где в поощрении находится приспособленец, и за особую сладость — раздавить сильного.
Тут важна Его женщина…Cherchez la femme… И, похоже, у героя нет преданной женщины, судя по тематики тату.. Где-то переоценил себя, заартачился, перевознёсся… ведь так любили, хвалили и мама, и в школе, и женщины…
Эти вялотекущие падения Икаров в нашем обществе..
Свобода — право выбора.Но выбор всё равно нужно делать, то есть этим правом нужно однажды воспользоваться. А вот далее в любом случае уже начинается несвобода.
Несвобода от свободы — особое состояние. Это когда ныть нельзя -ты же сам выбрал. И полагаешься только на Бога.
Герой рассказа возможно, в силу своего не до конца растраченного характера, ещё выберет свободу, но будет ещё тяжелее — если он столько времени доводил себя до отчаяния и ничего не менял, то, как ни крути, его устраивает ситуация: зависимость-вознаграждение-боль… и по новой…
Хорош рассказ. Надо же подметить — он всхлипывал и сдавливал до боли ногу… Этому не свойственно вообще плакать, а он рыдает… и уже не впервой
А что с ним было потом? Хочется продолжения))