В столице…

     Январь был морозным. Поздний вечер не располагал  к прогулке по городу, а потому они решили  провести время ожидания поезда на вокзале…

      …Их было двое. Он и она – командировочные научные работники, приехавшие в столицу, в Киев по делам предстоящей конференции.

      Он – плотный, с серебристой шевелюрой над высоким лбом, ходивший чуть боком, откидывая голову назад из-за близорукости, в тяжелой коричневой дубленке, которая слабо согревала его тело.

     Она – тоже пожилая, маленькая, суетливая, в старом кроличьем полушубке и в длинной, шерстяной юбке.

      Они были смешной парой – неловкие, провинциальные… Когда шли по скользкому Андреевскому спуску в музей Булгакова, то держались за руки, крепко уцепившись друг за друга, чтобы не упасть…

      …Интеллектуальный центр, где должна была решаться их проблема, находился в современном здании из красного кирпича – безликом и скучном. Одна из его комнат была залом для встреч. Там стояли  длинные столы, подобно тому, как их располагали в советских столовых во время свадеб.  

      …В заседании участвовали человек десять – ученые мужи и дамы,  сидевшие напротив друг друга. В процессе беседы некоторые из них не без пафоса рассуждали о своих достижениях, о преемственности поколений,  о научном творчестве, о несовершенствах образования и о не читающих детях. Говорили много, убежденно. Чтобы не сидеть с глупым выражением, она занялась изучением лиц. И вдруг увидела, что у некоторых вместо лица – маска. Напротив, сидел так называемый Президент какой-то организации. Он был похож на тоскующего бульдога. «Такие маски из картона должно быть продаются в подарочных магазинах вместе с другими Новогодними игрушками. Их покупают детям – маски зайчиков, волков и других зверей», – подумала она, стараясь не глядеть в лицо Президенту.

       …Наконец-то заседание закончилось и все, быстро одевшись и, попрощавшись на ходу,  исчезли, как сон. Он и она не торопились уходить. Решили поесть, расположившись прямо в фойе.Осторожно, стараясь не накрошить на сверкающую плитку,   разделались с бутербродами, запивая их водой.

       Поужинав, вышли на улицу  зимнего вечернего города. И сразу же столица оглушила огнями, сверкающими витринами,  соблазняя  красивыми дорогими вещами – сапожками, элегантными платьями, костюмами на стройных манекенах, дорогими украшениями…

       У нее болели ноги. Легкая сумка казалась тяжелой. Он предложил помощь. Взял одну из ручек, и они, спотыкаясь на льду, растягивая сумку в стороны, а иногда неудобно закручиваясь на переходах, тащили ее в метро.

       …Но вот и вокзал. Хотелось отдохнуть. Но свободные места были только на сквозных, холодных пролетах, а теплые оказались платными и дорогими, а потому, чтобы не замерзнуть пришлось бродить и рассматривать  журналы на прилавках. Утомившись, все же решили сесть на холодные, серебристые стулья. Людей здесь было немного. Он достал книгу и, увлекшись чтением, вскоре забыл о неудобствах реальности.

       …Она не сразу увидела эту старуху, хотя и сидящую напротив. В больших ботинках, в шароварах, в серой куртке, поверх которой болтались еще какие-то тряпки, старуха была похожа на бесформенный ком. Рядом стояли грязные сумки, соединенные веревкой. Голову укрывал большой  синий платок. Старуха пыталась спрятаться под ним. Что скрывала? Наверное, морщинистое, землистое лицо, грязные, большие опухшие руки, ветхую одежду. Покрученными пальцами с грязными поломанными  ногтями развернула пакет, достала булку и начала есть, отламывая маленькие кусочки, при этом постоянно поправляя съезжавший на лоб платок. Ее манипуляции были похожи на попытку бездомной голодной собаки, пытавшейся развернуть кем-то выброшенные остатки пищи.

      …А вокзал блистал стеклом и металлом, проглатывая вновь прибывших и отвергая отъезжавших…

      Недалеко от старухи сидел молодой мужчина в тонкой куртке. Он ежился от холода, странно скручивал ноги, чтобы согреть их. Лицо у него было бледное, взгляд отрешенный. Но это было красивое, тонкое лицо живого, хотя и измученного человека. Он двигал плечами, пытаясь спрятать голову в воротник,  постоянно натягивал на запястья рук короткие рукава куртки. Все его тело выражало муку от холода. Наверное, ему хотелось свернуться  калачиком,  чтобы согреться. Но вокзальный глянец не позволял таких вольностей. Наконец, чуть склонившись на бок, он принял странную позу нахохлившейся птицы, зажав ладони между  коленями. Голова  ушла в плечи. В такой позе он замер. Видимо, он задремал.

      Глядя на этих людей, ей вдруг стало жарко, ведь она была в шубке, а ее спутник – в дубленке.

      — Боже, – прошептала она, теребя своего коллегу за рукав.

      — Да, их тут много, ведь зима,  – вздохнув, ответил он.

      «Кто эти люди? – подумала она. –  Как случилось, что они остались без крова? Кем были когда-то? И что же можно сделать?» – пронеслось у нее в голове.

       Осознавая свою фальшь и ужас перед  их мукой, она достала мандарин и яблоко, и вложила их в руки старухи, которая, молча, приняла подарок, наклонив голову еще ниже. Потом, достала деньги, сложила их гармошкой и положила на зажатые ладони мужчины. Но деревянные от холода руки не почувствовали  прикосновения. Он оставался отрешенным. Но неожиданно открыл глаза и, откинув голову назад, посмотрел вдаль отрешенным, блуждающим взором. Деньги упали  на пол. От него пахнуло перегаром и, через мгновение он опять ушел в себя, приняв прежнюю позу. Она в замешательстве подняла деньги и положила  на пакет все еще копошащейся старухе. Та откинула платок. Ее  лицо оказалось молодым и бледным, а в глубоких глазах застыло выражение тяжелой  безнадежности. «Спасибо», – сказала не старая старуха и опять ушла от всего мира под свой полог…

    …А вокзал продолжал жить своей ночной жизнью муравейника, и казалось, что этому огромному сверкающему монстру безразлично все, все…

        Он  и она взяли свои вещи, и пошли на перрон. Уезжая из столицы, они увозили в памяти  только этих двух несчастных людей, одухотворенных страданием отверженности.

(оценок ещё нет)

Загрузка...

Читайте ещё по теме:

Не найдено похожих записей...