Вакхическая мистерия

Бывают некоторые сюжетные линии в искусстве, когда много слов посвящать главному герою вроде как не требуется, но проследить за изменением отношения к нему со стороны разных живописцев чрезвычайно интересно. Такова история о Вакхе и его приключениях.

Изображения Вакха и вакханалий, языческих празднеств и беспечного времяпровождения богов всегда интересовала художников. В том числе, и итальянского  Возрождения. Например, у Тициана вакханалия больше напоминает  дружескую компанию, оживленную совместной беседой и веселящими напитками, с бурными проявлениями эмоций и откровенным эротизмом. Вообще-то, порыв безудержного веселья, охватывающий всех и каждого, этому художнику не свойственен. Достаточно взглянуть на картину, приведенную ниже. Даже в обстановке всеобщего панибратства здесь каждый занят своим делом. Выразимся поизящней: озабочен поиском подходящего партнера. Обитателей прелестного ландшафта, в сущности, объединяет лишь одна замечательная идея: продолжение банкета в интимной его части. Тем более, что участники пикника изрядно «набрались». А лежащие фигуры – так те вообще уже ничего другого не предполагают, кроме как нетерпеливого ожидания (это для тех, кто еще чего-то не понял). И, кажется, Тициан проявляет интерес не просто к любви, а  к любви в неких трех ее разновидностях (от традиционной до… Кстати, очень актуально для нашего времени). Художник, конечно, сумел удержаться и остановился вовремя, но без многозначительных намеков сомнительного свойства все же не обошлось.

Тем не менее, картина чрезвычайно гармонична и восхитительно прекрасна. Огромное внимание уделено пейзажу (примерно половина живописного пространства). В общем, сплошное эстетическое удовольствие.  Но в Петербурге ее лучше не показывать. Законы-с…

Тициан. 1524.

А вот у Веронезе Вакх – другой: скромный, воспитанный, даже застенчивый. И окружение у него – не пьянь какая-нибудь, а вполне себе культурные, даже в чем-то величественные женщины. Все, что называется, «в соку». Но ни веселья, ни бурных возлияний мы не видим. Лишь раздумья глубокомысленного свойства. Почему? Что–то случилось? Уж очень правильный какой-то Вакх. Он явно чем-то смущен. Господа, может, это и не Вакх вовсе? Во всяком случае — тот, которого мы знаем? Может, эти женщины собрались не просто так, а их о чем-то попросили? И не обряд ли некоего посвящения они вознамерились произвести? Одно из двух: или бедолагу надо  лечить, или — учить. Веронезе прямого ответа на столь злободневный вопрос почему-то не дает. Вот и женщины призадумались: то ли они столкнулись с некоей печальной метаморфозой, приключившейся с их кумиром (и тогда их дела совсем плохи), то ли ему еще только предстоит стать этим самым кумиром. Но пока в сцене нет ничего эротического, а есть чисто женское любопытство, мужское смущение, ну и, конечно, философские размышления о будущем. Впрочем, не будем думать совсем уж о грустном. Хотя, согласитесь, есть о чем поразмыслить. Глубоко копнул Веронезе, глубоко. В женщинах столько нерастраченных сил и энергии… Эх, век – XVII, а проблемы –  те же, что и всегда.

Веронезе. 1561. Фреска.

Иное дело – Тинторетто.  В его исполнении древнегреческий бог виноделия – герой лирический:  ранимый, страдающий. И страждущий. В отличие от предыдущих работ, здесь – сверхсложная композиция, совершенно в стиле Тинторетто. Парящая в небе женская фигура со звездным венцом в правой руке – восхитительна. А уж как прекрасна Ариадна, с которой вознамерился обручиться Вакх! Краски светятся и пульсируют, контуры мягкие, размытые в стиле леонардовского сфумато. Картина — откровенно декоративная, призванная доставить зрителю исключительное наслаждение. Думаю, этой своей цели она достигает в полной мере. Правда, возникают некоторые сомнения в отношении авторства художника, написавшего собственно Вакха. Рисунок какой-то несовершенный. Не исключено, что эта мужская фигура дописывалась отдельно и кем-то другим, или не очень умело была подправлена вследствие каких-то обстоятельств. Ничего определенного по этому поводу сказать не могу.

Тинторетто. 1578.

Итак, мы видим: у Тинторетто уже не такое сложное, утонченно-изысканное видение мифа, как у Тициана и Веронезе. Дальше нас ждет развитие этого процесса: снижение декоративности в пользу большей психологичности. Картина Караваджо «Больной Вакх»: большое страдание маленького человека. Никакой идеализации или символизма, реализм от первого до последнего движения кисти. Нас не поучают и не развлекают, с нами не играют и нас не провоцируют. Просто разговаривают языком искусства. На смену иронии и насмешке приходят обметанные лихорадкой губы, ощущение озноба, сотрясающего съежившуюся фигурку, страдание на лице. Вместо эстетических изысков – испуг за состояние здоровья маленького весельчака, вдруг занемогшего. Болезненного вида юноше явно не до спелых ягод в его руке. И мы ему, конечно же, горячо и искренне сочувствуем. Эта живопись —  не эстетская (а именно таковой является живопись итальянского Возрождения), а доверительно–человеческая, искренняя, задушевная. Одним словом — другая живопись, я бы ее назвал – современная. Потому что адресована она не нескольким избранным ценителям прекрасного, а всему народу Италии, а через него – и мира.

Караваджо. 1593.

У Веласкесовского Вакха есть некоторые черты, роднящие его с Вакхом Караваджо. Это касается, в первую очередь, реалистичности изображения. Испанский Вакх – словно первый парень на деревне. Каким-то образом он оказался в компании  сомнительных личностей с явно ничтожными интересами и такими же разговорами. Достали — нету сил! Простолюдины, одним словом. Но ничего не поделаешь. Он же бог не только всяческих там аристократов, но и этой, непритязательной, публики. Досидеть бы уж до конца трапезы – и бегом куда-нибудь, где и веселее, и интересней, и разговоры — о чем-нибудь умном, возвышенном … И так – каждый день. Вон уже и брюшко округлилось, от лени да от праздности. Самому, видать, такая жизнь наскучила. Но ведь ничего другого не умеет…

Веласкес. 1629.

И, наконец, Рубенс. Совсем другая живопись. Просто апофеоз плотского вожделения и всепобеждающего эротизма, доходящего до степени ожесточения. Тяжеловесные формы, оплывающие под собственным весом, удручающе-натуралистические позы. И, одновременно, изысканность композиции… Как-будто и не было Караваджо с его народным постижением мира и осознанием реальности как ежедневной и ежечасной среды обитания простого человека. Опередил итальянец время, опередил. Так что насладимся пока барокко во всем его эстетическо-эротическом великолепии, буйстве красок, смятении форм и энергетическом напряжении. Эпическая живопись никогда не будет побеждена окончательно. Статика закончилась, ей на смену пришла динамика. Живопись развернулась в постренессансном направлении, и теперь — окончательно.

Рубенс. 1615.

Автор: Борис Вараксин

(2 голос, оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Читайте ещё по теме:

У Сумах поставили балет, оточений міфами

10 интересных фактов из жизни олимпийца, приучившего мир к вину