Об аутентичности культуры

Издавна во мне сидела искушающая меня мысль об аутентичности русской культуры; да и, наверно, каждой.

Сколько раз меня уговаривали и  даже стыдили, что весь мир существует на взаимном обмене культурой, я не сдавалась. Наверное, только первобытные люди создали первичные модули культуры – пещеры (готика), дольмены — две плиты и третья – крыша (вообще архитектура). Наскальные рисунки – это все эпохи и периоды в творчестве вплоть до «костуризьма».

Но меня интересует наша и моя культура, в которой я выросла, культура во всех ее ипостасях.

Итак, истоки, как я понимаю. Теоретики пишут, что после революции путь советского искусства осуществляется под знаком самоопределения по отношения к прошлому, которое теперь становится индивидуальным и принадлежит истории.

Начало. Киевская Русь имела уже собственное лицо в  диалоге с византийской культурой и искусством, которое тоже пошло от античной культуры. Это первый период развития. Видите – первое заимствование, завуалированное.

Расположение Руси между Западом и Востоком определяет своеобразие диалога – притягивания и отталкивания.

18 век. Петровские преобразования – это программная ориентация искусства и культуры вообще как государственной политики. Какой тандем – искусство и политика. Так вот откуда советский реализм. Сталин был умным человеком, как оказалось.

Значит, характерной чертой русского искусства является способность к ассимиляции (не к заимствованию!!) иноземных элементов. Процесс превращения чужого в свое –  ассимиляция, не заимствование. И это является самобытной чертой национального характера. Об этом писали А.Герцен, Ф.Достоевский («Пушкинская речь»). Это называется «всемирной отзывчивостью».

Но в России это свойство переплетено с творчеством иностранных мастеров – Феофан Грек, Чарльз Камерон, Джакомо Кваренги, Тома де Тамон – все это происходит на национальной, русской почве.

Это синтетическое, органическое спаяние европейского опыта с национальной традицией. Мне иногда, словно ребенку, просто обидно. Меня в ответ на мои рассуждения просто изничтожают в справедливом гневе, но убедительно разъяснить не могут. Я понимаю, у шумеров взяли египтяне, у них греки и Рим, у тех Европа. И никто не провозглашает величие своей культуры.

Наша же культура объявляет художественный идеал идеалом согласия, примирения разностороннего и всеобъемлющего синтетического единств, т. е. великой русской культуры.

Конечно, Кижи – это мое родное, это также мистические в белых ночах декорации Петербурга, висящие  над державной Невой, где скачет Всадник и звучит плач убиенных.

Мне вкладывают в мой бедный ум, что великая русская культура – это социальная чуткая к судьбам страны и народа культура. Она вся пронизана эстетическим пафосом. На этом зиждется сила его художественного воздействия.

19 век – литература – Гоголь, Достоевский, Толстой.

Ал. Иванов говорил: мое искусство, которому я буду служить, будет вредным для предрассудков, оно стремится преображать жизнь.

20 век – свобода для самовыражения. Отреклись от старого мира. Искусство не может развиваться вне исторического и историко-художественного контекста. Отсюда следует – свободы нет, а есть покой и воля.

В Европе свободы сколько угодно. Самовыражайся как желаешь. Уже нельзя запомнить названий течений и фамилий. Ты должен просто уважать и стараться понять.

Но все же так плакать ты не будешь, как над церквушкой на Нерли, над «Вечерним звоном», над «Демоном поверженным», над пейзажами Сороки или Ярославскими портретами.

Но, увы, мне не хочется плакать над «Герникой», как нас ни увещевали, над пустым «Черным квадратом», над land art’ом, которым нас побуждают умиляться и восхищаются, над бабой, проткнутой вилами насквозь и обязательно с замиранием сердца слушать, как под музыку Вивальди дяденька пять минут прыгает и выпрыгивает из озера. Это же откровение.

Меня воспитывали понимать и любоваться застывшими картинами действия, чувств, эмоций, в тишине бродить по залам музеев. Теперь молодежь воспитывают понимающе восхищаться конструкциями из чемоданов, елками-палками, перевязанными бантиками, фотографиями, на которых ничего нет, но предполагается, исполнять детские считалочки под там-там в сопровождении маракаса (банки из-под Мак-кофе с горохом).

И чем дальше в лес, тем больше дров.

20 столетие – русский импрессионизм, кубизм, «Мир искусства», сцены Версальского быта, эстетизм, гедонизм, стилистика чужих культур. «Голубая роза» — зыбкость, неоформленность, некрасивость людей, близкое к абстракту буйство цвета Малявина.

А вот самоуглубленность в глубины души, поиски своего почерка, себя в мире, сущности всего, поиски антитаинственности, антипсихологичности, неясность субъективных чувств. Теперь человек не индивидуум, а живописное зрелище – Лентулов, Фальк, Гончарова – лубок – и так к поискам ничего, потерянного нигде, но личного чего-то.

Вот здесь и нужно размышлять, здесь все и начинается. Но дальше Малевича не пошли.

21 век – век самовыражения с обязанностями зрителя понимать, что изображено, но как вы сами понимаете, вы участвуете в процессе понимания других.

А ведь грядут еще более изощренные конструкты.

А напоследок я спрошу: кто мне назовет вершинные достижения русского искусства и его вклад в сокровищницу мировой культуры, я буду премного благодарна.

И если кто-нибудь нашел подобную мысль, например, во Франции, в Англии или в какой-либо критической статье, я буду беспредельно благодарна.

И еще один вопрос: когда современное искусство становится современным?

(4 голос, оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Читайте ещё по теме:

Не найдено похожих записей...