Нина Мамедова (Мария Данилова). Зоя
— Сережа, что там у тебя пищит?
— Это мыши, ба.
— Какие мыши? Что ты такое говоришь. На четвертом-то этаже.
Сережа поднял сиденье дивана, на котором он теперь спал, уйдя от родителей. Перед глазами Зинаиды Яковлевны предстала картина мышачьей идилии: в ее старой из серебристого меха шапке лежали, прижавшись друг к другу, четыре розоватеньких, гладких, гаденьких тельца и дрожали в такт. Было в этом розовом и дрожащем что-то отвратительное.
— Ой, Господи, убери их.
— Выкинуть предлагаешь? Ты чего, ба, они же живые, — и, опустив сиденье, сел на диван.
Вечером, вернувшись с занятий, он поднял сиденье – мышат не было.
— Зачем ты их, ба?
— Да они так пищали. Они же вырастут. Как вообще мышь очутилась в квартире? Как она смогла влезть так высоко? Фу… Да что там эти мыши, в армию тебе повестка пришла.
— Где она?
— На комоде.
Сережа прочел от корки до корки и лицевую и обратную сторону повестки.
На фотографии Сережа стоял во весь рост: был он в военной рубашке, заправленной в такого же цвета штаны с ремнем и в пилотке. Форма выглядела неопрятной, будто он носил ее, не снимая, месяца два.
В последней своей записке – он почему-то писал записки на клочках бумаги – он написал: ”Мама, я на войне”.
Зоя смотрела на сына. Одной рукой она держала записку, перечитывая ее десятый раз, а другой вытирала слезы.
— Родненький мой, родненький мой,- только и повторяла, задыхаясь, она, потом, положив голову на стол, зарыдала.
Ночью не могла уснуть.
Время шло, сна не было. Она поднялась, взяла ручку, тетрадь, вышла в кухню, чтобы не мешать мужу.
И начала писать.
«Господин Главнокомандующий!
Запрещаю представлять себе сына (а если представлю, то сердца в груди уже нет – вместо него — дыра), когда утром, чуть свет, его поднимают, командуют, чтобы он брал в руки автомат и шел стрелять в таких же, как и он — в человека, в бегущую женщину, прикрывающую руками тельце младенца, будто эти руки способны защитить его от автоматной очереди… и бездна открывается передо мной. А Вы можете представить своих сыновей, себя на месте этих детей и их родителей? Спите ли Вы по ночам? хороший ли у Вас аппетит? какие сны Вам снятся? в хорошей ли Вы спортивной форме? что говорит Ваша жена, когда Вы направляете детей Вашей страны воевать против таких же детей? Плачет ли она, представив себе горе, в котором живут матери погибших мальчиков? Я — плачу. Я могу лишь плакать и падать в бездну, представляя безусого мальчишку, неловко бегущего, спотыкающегося о землю от страха быть убитым сегодня, и не понимающего, за что он воюет, от кого он защищается, когда бежит с обжигающим руки автоматом. Почему ему не дали стать врачом, инженером, учителем, полюбить девушку, стать мужем и отцом? Почему? Почему именно в Вашей стране война?
Разве мы думали, что будем жить в войне, мы, родившиеся после последней войны и не знавшие ее. Но та война была другой. Эта – страшнее. И она нам не нужна. Пожалуйста, остановите ее! Вы единственный, кто может это сделать. Прошу Вас! Пусть мальчики вернутся к своим матерям, сделайте их немного счастливыми!”
Читать другие миниатюры, участвующие в конкурсе «Колибри» 2015
(7 голос, оценка: 4,14 из 5)
Загрузка...
Мне очень нравится рассказ. Короткий рассказ, в котором ругают сына за мышек и ругают президента за сына… Похоже на отрывок из повести, нет? Опять Серожа))
Да. Замечательная параллель … И пусть там в небе услышат автора…