Вечорки из прошлого

Поэзию, там, где складно, где разные метрики, фоники, ритмики, я плохо понимаю. Сильно уважаю, но родной не считаю. Другое у меня мировоззрение, другие образы, по-другому думается. Для меня проза – поэзия.

Сейчас я в сладком предвкушении удовольствия, сейчас я вас познакомлю со своим любимым поэтом. Я в нем просто купаюсь, открываю на любой странице и уплываю.

Вряд ли он вам знаком, потому что его основное стихотворение называется «Записки сибирского охотника». Такого названия любой специалист силлабического стихосложения испугается и книгой интересоваться не будет. Увы и жаль. Об охоте там много и много, точнее сказать, не об охоте, а об отношении к жизни человека — любителя охоты, но много и о повседневной жизни того времени.

Но самое главное в его стихах – язык и достоверность. Никогда в своей жизни  я не доверял никакому писателю в такой степени, в какой сразу же доверился человеку, который даже и писателем себя не считал, служил партионным офицером в Нерчинском и Алтайском краях. Партионный офицер – это по-современному геолог, в 19 веке геологи шли по военному ведомству. Выйдя на пенсию, он записал то, что наблюдал и помнил.

Его имя – Александр Александрович Черкасов.

Вот что написал в рецензии к его книге, изданной в 1867 году Некрасов, тот самый – Николай Алексеевич:

«Искренности же г. Черкасова не доверять нет основания: его простые, безыскусственные описания дышат всею откровенною простотою правды. «Чего не видел, чего не испытал сам,— говорит он в предисловии,— того и не утверждаю. <…> Я решился написать, что дал мне мой охотничий опыт». В этом же предисловии он, между прочим, извиняется в слабых сторонах своего труда в литературном отношении и в неловкости своего обращения с пером. Такое извинение, по нашему мнению, совершенно напрасно. Книга написана просто, правдиво, живым языком, и, следовательно, извиняться автору не в чем. Публике уже давно набили оскомину различные литературные исхищрения и претензии в ущерб простоте и правде. Простой, своеобразный и несколько грубоватый, как сама жизнь «звериных промышленников» (так в Восточной Сибири называют охотников), язык автора производит на читателя, напротив, весьма приятное впечатление какой-то необычной свежести, напоминающей и степное раздолье, и влажную прохладу чистого зеленого бора…»

Небольшой отрывок из книги Александра Черкасова:

Павел уехал, а я невольно остановился на слове вечорка и припомнил многое-многое из давно прошедшего. Вот и в настоящую минуту, вспоминая этот разговор, я снова останавливаюсь на этом слове и также невольно спрашиваю читателя:

— А знаете ли вы, что такое сибирская вечорка?..

И спрашиваю это потому, что мне почему-то думается, что, вероятно, немногие знакомы с нею, а потому и позволю себе сказать о вечорках хоть коротенько.

Вечорка — это собрание девушек и молодых ребят; тут же бывают нередко молодые бабочки, мужья и даже маменьки и тятеньки взрослых дочек.

Вечорки устраиваются преимущественно осенью и зимою, хотя случаются и в другое время года, при праздновании свадеб, помимо так называемых девишников. Они делаються болышей частию в том доме, где живут зачинщики предполагаемого собрания; если же он мал или сложившиеся обстоятельства не позволяют сделать у себя вечорки, то просят помещения у тех односельчан, у кого большая изба или есть особая половина, а еще лучше — горница.

Обыкновенно оповестителями устраивающейся вечорки бывают мальчишки, которые по указанию старших бегают по жительству и зовут или, лучше сказать, просят пожаловать на вечорку. Но в особо важных случаях хозяева сами ездят по домам и приглашают гостей, но это бывает только при просватании дочери или женитьбе парня. В обыденных же случаях мальчишки даже не заходят и в дома, а просто постучат в окно и кричат:

— На вечорку милости просим!

— А к кому? Где собираются? — иной раз слышится из избы несколько голосов.

— От дяди Максима — к дяде Михею! — кричит пискливо мальчуган и летит далее, утягивая ручонки в рваный полушубок несоразмерной величины с его маленькой и тощей фигуркой.

В избе, конечно, тотчас пойдут суды и пересуды, смешки и догадки, а затем приготовления к вечорке. Девушки обыкновенно умываются мыльцем, мажут волосы скоромным маслом, чешутся роговыми гребнями и лезут в сундуки за более пригожей одеждой.

На вечорках бывают знакомые и незнакомые; но последние не иначе, как с позволения или по особому приглашению, что чаще всего и случается с приезжими лицами из других местностей. Тут, что называется, с ветру придти нельзя, а в особенности мужчине, а то, пожалуй, так расчешут прическу, что не поправит и дома никакая знахарка. Тем более этот порядок ведется на простых вечорках, где местные ребята зорко охраняют своих девиц и не любят, когда им мешают чужие. На свадьбах — дело другое: там все совершается по особому зову, и тут чужие поезжане не только не терпят фиаско, но чествуются как хозяевами, так и своими гостями.

Но так как свадебные веселья имеют особый характер, то мы о них умолчим и посмотрим на простые домашние вечорки.

Все они имеют целью веселье. Тут поются песни, ведутся разные игры, рассказываются побасенки, своеобразные каламбуры и идут танцы. Вместе с девушками пляшутся: барыня, восьмерка, четверка прусская; а в более просвещенных местах, как, напр., в заводах и рудниках, танцуют кадриль, вальцы и польку. Мужчины же без прекрасного пола пляшут казачка, присядку, голубца, трепака, камаринского. Но тут надо заметить, что в пляске голубца совмещается все: здесь и присядка, и трепак, и всякая штука, кто что сможет и как сумеет. Голубца обыкновенно пляшут только двое и становятся друг против друга. Пройдет какое-нибудь колено один — останавливается, к нему идет другой, либо повторяя то же колено, либо выплясывая свое. Тут в ходе даже разные фокусы под такт музыки, которые делаются в одиночку либо совместно. Например, так: один проплясывает колено только до половины дороги, приостанавливается и расширивает ноги; другой в это время падает на четвереньки и, в такт выплясывая ногами и руками, проходит меж ног своего противника — и наоборот, первый проходит между ног поднявшегося товарища.

Музыкой служит на вечорках обыкновенно самодельная скрипка, балалайка и реже гармоника или гитара; случается, что пляшут просто под песни. Освещением большею частью бывает одна или две сальные свечи, которые ставятся всегда куда-нибудь повыше.

Угощение тут бывает и не бывает — на это не претендуют, лишь бы поплясать, поиграть, потешиться, попеть и отвести молодую душу.

Вообще надо сказать, что на вечорках держат себя прилично и тут не принято ни брани, ни пьянства, ни какого-либо дебоширства; за этим следят сами друг за другом и не дозволяют безобразничать, иначе девицы обидятся и разбегутся.

В таких общественных компаниях всегда есть какой-нибудь весельчак, который заправляет весельем и смешит публику всевозможными фокусами, каламбурами, хотя иной раз и едкого, но безобидного смысла, а тем более оскорбительного. Такие люди крайне дороги и без них скучно; они всегда веселы, никогда не падают духом, не гнутся перед нуждой и не оплакивают горя; они, не краснея, публично посмеются и над своими заплатами, и над тем, что у них «харчей хоть немало — да в рот не попало, хоть в горшке не уха, зато ложка суха, она и не грязнет — в зубах мясо не вязнет, хоть и в брюхе свистит, зато рожа блестит… » А что касается их находчивости и остороумия, то действительно нередко только удивляешься, откуда у них что и берется!.. Понятное дело, что таких шутников любит вся компания, любят их и девицы, а потому когда они почему-либо не приходят на вечорки, то действительно точно чего-то не хватает и является невольная сухота. Зная это из жизни, недаром наш поэт Никитин, сопоставляя «заботу и удаль», так наглядно и поэтично сказал:

Тает забота, как свечка,

Век от тоски пропадает;

Удали горе — не горе,

В цепи закуй — распевает.

… Песня заботы — не песня:

Слушать — тоска одолеет;

Удаль присвистнет, притопнет —

Горе и думу развеет.

… Явится в гости забота —

В доме и скука и холод;

Удаль влетит да обнимет —

Станешь и весел и молод.

Так как на вечорках по большей части бывает тесно, то тут не только не возбраняется, но считается вежливостью, если кавалер садится на лавку и берет к себе на колени девушку, обыкновенно, конечно, ту, которая ему более по сердцу; или же, наоборот, чтоб скрыть что-либо и не дать тени подозрения, хитрецы отводят свои симпатии и до времени проводят зорко следящую компанию. На вечорках главным образом идет игра в любовь и девушки кажут себя, а молодые ребята высматривают себе подходящих подруг жизни, что в особенности и бывает с приезжими лицами. Тут между своими заводятся интрижки, устанавливаются интимные отношения, прямо или чрез посредство других и проч. Словом, вечорка, помимо веселья, — это та ступенька, с которой стараются подняться выше или, по крайней мере, несмотря ни на какие жизненные толчки, устоять на ней твердо — в противном случае плохо! Тогда либо что-нибудь обнаруживается, либо является сомнение, ревность и самое главное — измена! Тут уж совсем плохо, и глядишь, веселье какой-нибудь особы кончается если и не явно, то келейно слезами, проклятьями и хуже всего — местью! А все это было, есть и будет, несмотря ни на какой материализм, ни на какие новомодные отношения. И все это потому, что людские сердца и души все-таки сделаны из тех же материалов и основ жизни, как и у нашей прародительницы Евы!..

Словом, вечорка — это своего рода связующее звено, которое способствует в жизни народа обобщать отношения, развивать симпатии и делать то великое дело природы, которое, соединяя сердца и души, кладет начало, из которого нередко вытекают основы семьи и гармония жизни.

Что касается симпатий и антипатий молодых сердец обоего пола, то в народе в случае нужды есть глубокая вера в колдовство, к которому и прибегают чрез знахарей и знахарок, употребляющих в дело разного рода присушки и отсушки. Вследствие этих пресловутых приемов в народе существуют особые термины вроде, напр., присушили или отсушили. Первые чары колдовства употребляются, конечно, тогда, если какая-либо особа не симпатизирует сердечным вздохам другой. Вот тут и являются на сцену различные присушки — так, напр., наговаривают на мыльце, которым, не зная о колдовстве, должна умыться известная особа. Или же сохраняют тот березовый листок от веника, какой крепко прилипает к телу в бане. Era сушат, растирают в порошок и с чем-нибудь дают той особе, которую надо присушить.

Подобных способов много, и все они в большом ходу в жизни народа. Что касается отсушек, то они делаются тоже разными способами и, с наговорами противуположного смысла.

Я знал еще в Восточной Сибири одного торговца, уже пожилого, вдовца Мигунова, который со слезами рассказывал мне, что он, не имея успеха в ухаживании за одной молодой особой, прибегнул к колдовству, каковое подействовало и присушило так крепко его избранницу, что он, имея постоянные разъезды, чуть было не рехнулся и едва не погубил всей своей торговли, будучи не в силах уехать из дома, а отправившись, ворочался с полдороги. Дело дошло до того, что он должен был прибегнуть к обратному действию — отсушке, за что и поплатился вдвое дороже.

— Ведь вот, барин, вы, конечно, не поверите, что так было со мной в жизни, — говорил он, — а, в сущности, это истина, да простит мне Господь, что я согрешил на старости лет!.. А ведь до того дошло, что я лишился было всего и сам себе не имел воли — хоть топиться, так в пору! Вот ноет душа, дай шабаш!.. Вижу — плохо, сам пойду по миру! Ну, а как сделали отсушку, так поверите ли — как рукой сняло!.. Тут я и поправился, о чем и благодарю Господа! — заключил он, набожно молясь на образ.

В случае же мести прекрасный пол прибегает к особому приему, схожему с тем, который употребляют индийцы в случае ревности, — или изводят счастливую соперницу нередко самыми варварскими, вопиющими способами: но о них говорить не станем — будет и этого…

Случается, что во время вечорки, а чаще ранее делаются прохвостами разные даже и непозволительные штуки — так, напр., келейно посыпается пол мелко истолченным сухим табаком, или чемеркой, вследствие чего при танцах поднимается едкая пыль, и все начинают чихать, кашлять и выбегать на улицу. За такую проделку, если узнают виновника, является всеобщее презрение, и его заставляют в присутствии всех вымести хорошенько избу мокрым веником.

Но интереснее всего бывает тот момент, когда изощряющийся весельчак начнет снимать нагар со свечки и как бы невзначай нарочно ее потушит. Тут после взрыва хохота обыкновенно наступает таинственная тишина, в которой слышен только легкий шелест платья, тихий шепот, и вдруг среди этой тишины раздается где-нибудь сдержанный поцелуй!.. Тут снова является неудержимый взрыв хохота, а затем шептанье и хихиканье слышится уже повсюду, даже с полатей и печки, где обыкновенно сидят и лежат ребятишки! А хитрый весельчак нарочно медлит и, чиркая спичку, точно не может зажечь свечку!..

Но иной раз он делает это совсем иначе: приготовившись и потушив свечку, он в ту же секунду зажигает духовую спичку и, осветив ею собрание, ловит какой-нибудь нескромный прием или горячий поцелуй, так сказать, на месте преступления!..

— Ну, Сенька! Ты зачем лижешь Пашутку?.. Она ведь и так еще не обсохла с мороза!.. — говорит шутливо весельчак, и новый взрыв хохота покрывает общее смущение, а попавшимся голубкам дает возможность поправиться…

Вечорка кончается обыкновенно поздно, даже ночью, и все бывшие на ней уходят вместе с шумными разговорами, смехом и песнями, затем уже разбиваются партиями и расходятся по улицам. Бывало, живы в руднике (селении), всегда слышишь, когда возвращаются с вечорки, а многие бойкие девушки, словно в отместку, что не был с ними на вечорке, проходя мимо квартиры, еще нарочно запоют новую любимую песню:

Уж вы, кумушки, вы, голубушки!

Вы подите-ка, приведите-ка,

Я кого верно люблю!..

А либо другую, более сердечную, как по словам, так и по мотиву:

Уж ты беленький, хорошенький,

Спокинул меня…

Поют, поют да еще и постучат нарочно, плутовки, в окошко! Дескать, слышишь ли ты, засоня, что мы проходим мимо и поем твою любимую песенку!.. Да, и все это было, давно уже было! Теперь другой ветерок подувает, и старому хрену не до вечорок — свои дочки большие!..

(оценок ещё нет)

Загрузка...

Читайте ещё по теме:

Не найдено похожих записей...