Чудо: уничтожено всё, кроме Лика…

 

https://www.pravmir.ru/wp-content/uploads/2012/07/167-406x600.jpg

Знаменитый русский скульптор Эрнст Неизвестный как-то сказал: «Рублев никогда не читал лекций по философии, не писал ни строчки. Он даже не говорил, так как дал монашеский обет молчания. Почему же он философ? Да потому, что в России было такое понятие: «умозрение в красках». То есть высокое искуcство рассматривалось как одна из форм не только познания мира, но и создания структур, равных философии».

Но, к сожалению, о жизни талантливого русского иконописца, жившего 600 лет назад, известно куда меньше, чем о многих философах Древнего мира. Немногочисленные факты его биографии по крупицам собраны из летописей и работ древнерусских писателей Пахомия Логофета и Иосифа Волоцкого. Даже десятилетие, приблизительно обозначающее дату его рождения, определяется по косвенным данным:  Андрей Рублёв (Ок. 1360 (1370?) —1430)

..Всю ночь за стенами монастыря моталась и выла метель, и к утру в кельях выстудило так, что свечной воск налился янтарной прозрачностью, и отваливался кусками, и со стуком падал на ледяной пол. Игумен распорядился немедленно затопить все печи, и двое послушников отправились в дровяной сарай с наказом принести побольше осины — горит скоро, споро и весело…  Поленница осиновых дров сложена была отдельно, в углу сарая, на толстых, в пол-ладони, досках; ворота ради света не закрыли; поленья послушники перебрасывали в широкие розвальни; вымороженные дрова звенели при ударе друг о друга, и послушники швыряли их в кучу на розвальни, слегка дурачась, да так оно и теплее было. Перекидали, ухватились за оглобли, дабы уволочь розвальни, да один из послушников споткнулся о доску, на которой только что громоздилась поленница, споткнулся, чуть не упал на на нее всем телом, упал руками, оперся и, когда отвел одну руку от доски, что-то ему там на ней показалось, и он подолом рясы протер это «что-то» и увидел взирающий на него зрак. «Ого! – воскликнул послушник и призвал товарища: — глянь-ка на доску-то». И они подняли доску — а тяжелая же! — подтащили к воротам на свет, поставили на торец и протерли рукавами вокруг зрака… и чей-то лик глянул на них, глянул остро и пытливо; и они, забыв про дрова, понесли доску к братии, игумену…

Так был спасен Спас «звенигородский» кисти Андрея Рублева, вот уже полвека составляющий гордость Третьяковской картинной галереи.

Смена четырнадцатого века пятнадцатым; русская земля только-только начинала чувствовать историческую перспективу: освобождение и национальное строительство – историческая весна, наступающая после стылой зимы ордынского ига; Рублев – художник весенний… Он смело ввел в охристо-раскаленный колорит византийской иконописной аскезы голубое – зеленое – розовое – сиренево-фиолетовое – золотисто-лимонное – серебристо-палевое; он придал композиции, рисунку, линии космическую текучесть, утонченность и чистоту, и все это позволило выделить рублевские шедевры из безымянного реестра древнерусской изобразительности; сам Мастер свои работы не метил ни буквой, ни знаком, все они погружены в столь же безымянное чрево соборов и церквей, отданы славе Спаса…

И о жизни своей мастер не оставил ни меты, ни знака; и столь глубоко он растворился своей жизнью в своем времени, что о нем ничего бытийного, ничего хроникального не смогли передать ни современники, ни его ученики; и все попытки исполнить жизнеописание гениального художника выливаются в описание его икон и фресок, городов и храмов, в которых он творил, в построение вероятных версий его деяний с предполагаемым участием тех или иных личностей, сохранившихся для отечественной истории более подробно и полно (игумены Сергий Радонежский, Никон, художники Феофан Грек и Даниил Черный, московские, серпуховские, суздальские и прочие князья…). Это удивительный, чисто русский феномен – раствориться в своих деяниях без какого-либо зримого осадка в материальном, тварном мире.

С этой позиции понятна при всей своей уникальности попытка Андрея Тарковского выстроить свою версию жития Мастера в фильме «Андрей Рублев». Помните: всадники, выезжающие из низких ворот обители, истоптанный снег под выщербленной монастырской стеной, морозное дыхание инока, с усилием отворяющего дубовую дверь, его взгляд поверх креста, в гущу взлетающих ворон, тени на прогрунтованном, еще не записанном простенке, слово, исчезающее в безмолвии храма, ожидание озарения как милости свыше… или в кадре ослепительный, солнечный полуовал окна, за окном в редком молодом березняке пасутся монастырские лошади, и слепой старик с парнишкой-поводырем подбирают раннюю землянику, розовая еще с белым бочком ягода в густой траве под пеньками, словно драгоценные бусинки, рассыпаны… на экране голодные глаза гения… глаза человека… А на деревянной доске, найденной через полтысячи лет в дровяном сарае Саввино-Сторожевского монастыря, мерцает спасенный лик с глазами богочеловека… Спас в силах… был в силах, поэтому и спас. Кого? инока? убогую безумицу? мальчишку из моровой деревеньки? самого Мастера?

Зал, где Они находятся, я именую залом Спаса и Троицы; и каждый раз, входя в него, испытываю и сопоставляю глубинный страх и светлый покой и, отдаваясь реальной силе первого, погружаюсь в опасливое дознание этой силы… и меньше всего думаю о святой гениальности древнего мастера: у него несомненно был соавтор… от Него, если не Он сам, и Он же распорядился Ликом Своим во времени, позволив ему, времени, уничтожить все, кроме Лика, ныне взирающего на нас из обожженно-обнаженного дерева. Он помогал Рублеву, и Он сохранил силу взгляда, непереносимую человеческим духом сполна, исходящую от Лика. Самое простое, самое легкое – назвать это чудом: за пять веков с доски отпала вся живопись, кроме Лика, отпала строго по очертанию Лика, словно время взяло на себя миссию художника и убрало все несущественное и оставило суть – Лик Спасителя.  Сам Лик обладает удивительной портретной достоверностью, словно Тот, кто оказался проявленным на туринской плащанице, открыл глаза и смыл с чела своего муки, страдания. Портретность, то есть личностность черт, просматривается в тонкой гармонии глаз, носа и губ, и особенно в глубине взора и сомкнутости губ, в ней или в них исихаистическая мощь молчания и необратимое движение Слова, в них предстояние молитвы и сама молитва… и последнее уже возлагается Мастером на нас, на взирающих на Спас…

В. Аристов   (продолжение следует…)

 

1 балл2 балла3 балла4 балла5 баллов (4 голос, оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...

Читайте ещё по теме:

Не найдено похожих записей...


комментариев 12

  1. Ирина Проценко:

    Истинное чудо!
    Икона из любимых…

  2. Художник:

    «Знаменитый русский скульптор Эрнст Неизвестный как-то сказал: «Рублев никогда не читал лекций по философии, не писал ни строчки. Он даже не говорил, так как дал монашеский обет молчания. Почему же он философ? Да потому, что в России было такое понятие: «умозрение в красках». То есть высокое искуcство рассматривалось как одна из форм не только познания мира, но и создания структур, равных философии».

    *THUMBS UP*

  3. Игорь Касьяненко:

    «Так и живи между великим прощением и собственным терзанием» — Феофан Грек Андрею Рублёву……

  4. Евгений Фулеров:

    «Умозрение в красках» — это понятие не только в России. И это понятие было сформулировано ранее, чем в России. Понятие о том, что философия — это живопись. И не просто — в первую очередь, а по сути — она и только она.
    Эту тему разбирал в своих трудах Алексей Лосев и приводил примеры. Точно не помню. Кажется, в «Эстетике Возрождения». Или «В истории античной эстетики»? Да нет… античность — слишком рано. Все-таки в «Эстетике Возрождения». В первой части.

    • Евгений Фулеров:

      Вот одно место нашел. Лосев, Эстетика Возрождения:

      Во-первых, для эстетики Ренессанса оказывается наиболее значащим не только самостоятельно созерцаемое и самостоятельно изменяемое человеческое тело. Ведь это тело сколько угодно изображалось и в античной эстетике, черты этой человеческой телесности можно найти не только в скульптурных формах периода классики. Легко доказать, что этой человеческой телесности подчинялась даже архитектура. Весь афинский Парфенон, например, сконструирован по пропорциям человеческого тела. А что примат тела в мироощущении приносил с собою сверхразумный принцип этой телесности, т.е. судьбу, это доказывал прежде автор настоящего труда (см. 73, 536 — 540). Поэтому когда речь заходит о возрожденческой телесности, то нужно сказать, что здесь не было ни античного субстанциального понимания тела, ни средневекового тела как только тени, ничтожного подобия вечного и вполне сверхтелесного мира. Возрожденец всматривался в человеческое тело как в таковое и погружался в него как в самостоятельную эстетическую данность. Не столь важны были происхождение этого тела или его судьба, эмпирическая и метафизическая, сколь его самодовлеющая эстетическая значимость, его артистически выражающая себя мудрость. Поэтому не будем удивляться тому, что Леонардо трактует всю философию и всю философскую мудрость именно только как живопись. Эта живопись для возрожденческого ощущения живописи и есть самая настоящая философия или мудрость, и даже не только философия и мудрость, но и вся наука. Наука для артистически мыслящего возрожденца есть не что иное, как живопись.

  5. Iванофф:

    философия — это живопись. .. странный тезис… философия — мысль, живопись — чувство…
    хотя конечно Лосеву я верю… Это же он пел «Звёздочка моя ясная , как ты от меня далека?» smile

    • Ирина Проценко:

      ну как же живопись без мысли… нет, ну не согласна… что ж то за живопись… обижаете… постоянно обижаете sad
      Хотя, в салоне полно безмыслия…
      Лосев-да… Но у него и женщина с непокрытой головой-не женщина…
      Пора делать паузу *SORRY*

  6. Iванофф:

    «Наука для артистически мыслящего возрожденца есть не что иное, как живопись.» — а, ну в этом смысле… Так это призыв всех людей искусства — постигать мир через постижение эстетического начала. К этому Бродский в нобелевке призывал. И «Манифест» Касьяненко — та же песня…. И мироспасающая красота Достоевского. И Ницше…
    Да…

  7. Ирина Проценко:

    Вот интересно.. Псковская икона… Видели иконы этой школы? Суровые, не щадящие лики, нарицательно, тревожно, даже, можно сказать, агрессивно смотрят… Просто заставляют бояться, если долго рассматривать. Назидательная поэзия…
    И вот московская школа в лице Андрея Рублёва… Свет да и только… Даже его Страшный суд призывает к миру. Лирик…

    Тут, извините за смелость, увиделась аналогия, это- два наших поэта: Василий Чубур и Андрей Катрич …

  8. Игорь Касьяненко:

    Хорошая аналогия…. Правильная… Рублёв от любви рисовал, да? Или к любви?

    • Ирина Проценко:

      Мне кажется, в его душе много оставалось от ребёнка… И что-то мне подсказывает, его очень любили мама и папа, водили за собой в берёзовый лесок на языческие собрания, где пели тихие песни в высокой тембральности, протяжно и нежно, песни-посвящения всяким нужным им Даждьбогу, Световиду, Яриле и Лели-богине весенних ростков smile
      Вот он непуганным и вырос. Ведь как он «бунтарил» Даниилу Чёрному: не хочу я писать глупость эту, Страшный суд, не хочу пугать людей…

  9. Надежда Юрченко:

    Древние иконы нетленны и чтобы не писали философы творчество Рублева это глубокая молитва — исихазм, высшая точка духовности. Твоя подборка замечательная и акварели, и офорты я принимаю все настоящее. Ирочка, спасибо тебе, Ты знаешь, что я ценю и люблю, мне все нравится. Это здорово, и старое, и новое глубоко и красиво. Надо больше смотреть, это как настоящая музыка , через слушание и видение приходит некий катарсис. После такого не хочется заходить в наши салоны или галереи. Я только сейчас оценила Тамару Кубракову, какая она молодец была, сколько такого настоящего она показала сумчанам. Твоя, *IN LOVE* НЮ

Добавить комментарий для Ирина Проценко Отменить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован.


3 + 9 =